Что слушали двадцать лет назад и есть ли будущее у российской сцены? На эти вопросы каждую неделю пытаются ответить спикеры курса «Российская популярная музыка: ревизия 2017», который стартовал в Музеоне.

Для всех, кто пропустил начало, публикуем краткую расшифровку первой лекции – «Постсоветский рок-андеграунд» от авторов книги «Песни в пустоту» Ильи Зинина и Максима Динкевича.

«По телевизору, как ни включи, постоянно крутили две песни ДДТ»

Весь андеграунд 90-х вырос из протеста, который тогдашняя молодежь испытывала по отношению к официальной культуре. И если в 80-х русский рок считался бунтарским и новаторским, то в 90-е стал частью мейнстрима. По телевизору, как ни включи, постоянно крутили две песни ДДТ – либо «Что такое осень», либо «Дождь». Молодежь не принимала эту музыку и пыталась слушать и создавать что-то свое. Другое дело, что у них не было на это денег: не каждый получал в месяц сто долларов, а диск стоил примерно пятую часть этой суммы.

В России новая музыка зародилась абсолютно иррациональным путем. Если на Западе уже существовали альтернативные каналы и радиостанции, то у нас ничего такого не появлялось. Хотя на MTV была программа «120 минут» о радикальной музыке, и зрители ждали каждый выпуск, записывали передачи на кассеты, а потом ими обменивались.

Музыкальные группы выпускали кассеты самостоятельно – тиражом примерно 100 экземпляров. Обычно, помимо записи, прилагалась плохо отксерокопированная обложечка и, хоть и не всегда, тексты песен. Что характерно, в каждом городе были свои герои: те группы, которые слушал весь альтернативный Петербург, в Москве никто не знал. И наоборот. В туры по городам тогда почти не ездили.

«У музыкантов и слушателей горели глаза – они ощущали себя новаторами»

Концерты подпольных рок-групп проводились в довольно странных местах: в кинотеатрах, домах культуры, подвальных помещениях. Только в 1991 году в Петербурге открылся TaMtAm – первый настоящий рок-клуб, который очень сильно повлиял на становление всей альтернативной сцены. Выходцами TaMtAm стали разные коллективы – от «Короля и Шута», «Кирпичей» до группы «Пилот». На каждом концерте клуб заполнялся битком. У музыкантов и слушателей горели глаза – они ощущали себя новаторами. 

Главной группой TaMtAm считается «Химера». Этот музыкальный коллектив испытал на себе множество влияний. Ее вокалист Эдуард Старков многое перенял у западных коллег. При этом «Химера» – русская по духу группа с поэзией, напоминающей ОБЭРИУтов. Старков был человеком без образования: закончив школу в Выборге и отслужив в армии, начал писать песни, переехал в Петербург и практически поселился в TaMtAm. Девяностые, как известно, стали временем наркотического безумия. В 1997 году Старков покончил с собой, и после этого группа распалась. В «Химере», кстати, когда-то играл радиоведущий Геннадий Бачинский, который погиб в автокатастрофе в 2008 году. Печальная судьба коллектива очень созвучна его музыке. Она, с одной стороны, психоделичная. С другой стороны, отчаянная, очень мрачная и безнадежная.

«Либо убей кого-нибудь известного, либо спой про евреев»

Большое влияние на альтернативную музыку оказали Национал-большевистская партия и Егор Летов – культовая фигура, которого слушала вся страна. До 1993 года Летов не давал концерты, но потом шумно вернулся и вступил в НБП. Культурным шоком стал момент, когда концерт «Гражданской Обороны» показали в программе «А» – советской и российской музыкальной передаче, выходившей на Первой программе Центрального телевидения, а затем на каналах РТР и ТВ Центр. Можете себе представить: вечер, суббота, прайм-тайм, стадион «Крылья советов», а на заднике висит Национал-большевистский флаг. Все это безумно эпатировало. Публика разделилась на тех, кто принял метаморфозу Летова, и тех, кто все это отрицал.

Масло в огонь подлил соратник Летова – Роман Неумоев, лидер группы «Инструкция по выживанию». Он записал песню под названием «Убить жида». По одной из легенд, Неумоев однажды приехал в гости к Сергею Жарикову из московской рок-группы «ДК». Все думал, что же ему сделать, чтобы прославиться. Жариков, в прошлом удачный политтехнолог, имиджмейкер Владимира Жириновского, предложил два варианта: «Либо убей кого-нибудь известного, либо спой про евреев. Наш главный критик Троицкий обидится – и будет тебе слава». Неумоев выбрал второй вариант.  

«Музыка «Чернозема» – очень частная, горькая и в то же время русская история Ваньки-дурака»

В 1994 году Летов стал одним из основателей движения «Русский прорыв», суть которого заключалась в критике ельцинского режима. Музыканты выступали в огромном количестве городов, и это повлияло на развитие альтернативной музыки в регионах. Например, в Тюмени появилась тогда группа «Чернозем» – проект гитариста и вокалиста Евгения Кокорина. Музыка «Чернозема» – очень частная, горькая и в то же время русская история Ваньки-дурака, от которого все отвернулись и который ходит по миру с дырой на штанине. Этот Ванька будто с усмешкой смотрит на мир, в котором остался один, и сочиняет про него песни.

Московский экзистенциальный панк ориентировался именно на Тюмень. Группа «Резервация здесь» в какой-то момент считалась главной надеждой столичного андеграунда – музыканты собирали огромное количество слушателей и провоцировали всевозможные скандалы. Однажды на фестивале против войны в Чечне коллектив прямо со сцены открыто высказался за войну. Можете представить, какой фурор это вызвало. Разные политические взгляды очень сильно раздробляли всю музыкальную андеграунд-тусовку. Хотя, на самом деле, взгляды эти были очень сумбурные: в них было больше контркультурного, эпатирующего. Речь шла не про политику, а больше про эстетику.

Еще одним представителем московского экзистенциализма стала группа «Соломенные еноты». У них много общего с тюменским «Черноземом». Этот их анимализм – песни от лица совят, слонят, лисят – тоска, переработка советского детства. У Летова такого практически не было. Можно даже сказать, «Чернозем» и «Еноты»  – это уход внутрь, а Летов – наоборот. Он был более публичным: прекрасный менеджер, пиарщик, художник.  

Фронтменом «Соломенных енотов» стал поэт, блистательный публицист Борис Усов. Он пришел в мир музыки, будучи книжным мальчиком. Начинал как рок-журналист: выпускал самиздатоские журналы под названием «Шумелаъ Мышь» и «Связь времен» – очень крутые с точки зрения текстов. «Соломенные еноты» в свою тусовку посторонних не пускали: записи и журналы распространяли только среди своих. В начале нулевых у группы появился неофициальный сайт, притом что еще не у каждого дома был интернет!  

Очень важное влияние Летов оказал и на акустическое подполье. Его самым ярким представителем стал Веня Д’ркин – безумно талантливый бард, в чьих песнях ощущалась четкая концепция мира. Он умер от рака в 1999 году, даже не оставив после себя профессиональных записей. Но его песни до сих пор живы. Д’ркин, конечно, не стал в российской музыке Бобом Дилан или Леонардом Коэном, но вполне мог бы претендовать на роль Фила Оукса или Ника Дрейка. Еще был Рома В.П.Р. – сейчас его в основном знают как регги-музыканта. Но когда-то он исполнял экзистенциальные песни, был мощным, ярким автором.
В целом же, акустическое подполье стало дешевым вариантом русского рока. Плохим вариантом. Сколько музыкантов мы сейчас сможем вспомнить? Веня, Рома В.П.Р. и еще пару имен. А это, между тем, было глобальное явление, которое просуществовало лет 20.  

Скляр, хитро улыбнувшись, ответил: «Ну, я человек русский, и стрейт-эдж у меня русский: по выходным выпить сам бог велел»

История русского андеграунда строится на постоянных антитезах. Вот существовал русский рок, потом появился TaMtAm как противостояние тому, что было до этого. А когда Летов стал всенародной звездой и вступил в НБП, он тут же перестал котироваться, став кем-то вроде поп-звезды, и возникли новые кумиры.

В 90-е появились субкультуры, строившиеся по западным образцам, такие как хардкор. Своего музыканты практически не придумывали – это была попытка повторить то, что существовало на Западе лет 30 назад: совершенно новая, но не особенно интересная музыка. При этом у столичного хардкора была своя четкая идеологическая линия.  В 1992 году открылся андеграундный Клуб имени Джерри Рубина. Его руководитель Светлана Ельчанинова  всячески продвигала культуру стрейт-эджа, о которой до конца 90-х в России не слышали: не пила, не курила и была против дискриминации по любому признаку – будь то национальный или гендерный.

Для большинства постсоветских рокеров мысль о том, что музыкант может отказаться от алкоголя и наркотиков, была чуждой, если не сказать дикой. Поэтому хардкорщики и представители московской экзистенциальной панк-тусовки постоянно подкалывали друг друга. Последние называли хардкорщиков правильными, рафинированными модными детками, а те считали их грязными алкашами.

Сближения между ними не было до середины 90-х-начала нулевых, когда грани стерлись и стало понятно, что все занимаются одним делом, просто воспринимают его с разных позиций. К тому же, не все в рок-среде принимали образ арбатского панка, потерявшего человеческий облик. Поэтому ничего против нового направления, которое призывало к совсем другим ценностям, они не имели.

Даже Александр Ф.Скляр увлекся идеей стрейт-эджа и всячески продвигал ее в своей программе «Учитесь плавать» на радио MAXIMUM. Скляр считал, что стрейт-эдж не стиль жизни, а музыка. И когда прожженный журналист его спросил: «Ну как же это вам удается держаться, вести трезвый образ жизни?». Скляр, хитро улыбнувшись, ответил: «Ну, я человек русский, и стрейт-эдж у меня русский: по выходным выпить сам бог велел».

Узнать программу ближайших лекций курса «Российская популярная музыка: ревизия 2017» и зарегистрироваться на них можно здесь